Оптина-корабль православия. За здоровьем и благодатью в оптину пустынь, клыково, шамордино, николо-черноостровский монастырь малоярославца и в свято-пафнутьев боровский монастырь Какие святые места светятся из космоса

Спустя десятилетия в удивительной церкви молились за его здоровье во время тяжелой операции [фото, видео]

Изменить размер текста: A A

Из иллюминатора космического корабля «Союз-17» планета Земля выглядела небольшим шариком, сплошь затянутым облаками. Сквозь густую пелену было не рассмотреть ни больших городов, ни высоких гор, ни глубоких морей. Казалось, все попытки космонавтов испробовать новый фотоаппарат «Зенит» и сделать качественные снимки ландшафта обречены на провал. Как вдруг облака рассеялись – аккурат где-то посреди России , в зелени лесов через увеличительную аппаратуру они увидели дивный православный храм: пять куполов, синие стены, высокая маковка колокольни. Этот случай, произошедший в далеком 1975 году, Георгий Гречко запомнил на всю жизнь.

Земля в иллюминаторе видна

Сразу после окончания полета космонавт взялся выяснить, что же за храм он видел с орбиты. Благо координаты объекта у него сохранились. После небольших расчетов стало ясно: это церковь Казанской иконы Божьей матери в деревне Рожново под Нижним Новгородом (тогда еще Горьким ). Она продолжала работать даже в самые атеистические времена советской власти и славилась на всю округу. Узнав об этом, Георгий Михайлович загорелся идеей посетить этот храм – ведь хоть он и был ученым с большой буквы, при этом оставался крайне верующим человеком. «Я же войну пережил, а в то время все верующие были» - отвечал на все расспросы космонавт.

Но поездка все как-то не складывалась – то мешали дела, то стало шалить здоровье. Космонавт уже и думать перестал о своем паломничестве, как вдруг в 2013 году его пригласили в Нижегородскую область на юбилей запуска первого спутника.

Ба! Да это ведь это же совсем рядом с «моим» храмом, - прикинул Георгий Михайлович и тут же в свои 82 года решился на дальнюю поездку.

На самом деле связи с нашей церковью родственники космонавта начали налаживать еще за несколько лет до этого, - признается клирик церкви Казанской иконы Божьей матери протоиерей Дмитрий Гурьянов . – Когда Георгию Михайловичу было 80 лет, ему делали очень сложную операцию. Учитывая преклонный возраст, шансы на выздоровление были невелики. И тогда к нам обратилась подруга его жены Наталья Доронина , попросила отслужить молебен о его здоровье. Мы, конечно, сразу согласились, и милостью Божьей он поправился. А через два года и решился сам нас навестить.

Особая благодать

К приезду дорогого гостя отец Дмитрий с матушкой Мариной подготовились по всем канонам: напекли пирогов, заварили чаю, подготовили саженцы, чтобы в соответствии с русской традицией посадить деревья в память о теплой встрече.

Георгий Михайлович оказался очень простым и открытым человеком, - до сих пор с теплотой вспоминают космонавта прихожане храма. – Он много смеялся и шутил. Причем юмор у него был одновременно тонкий и добрый – одним словом, благочестивый! Он много рассказывал о своих полетах, о подготовке, о том, что видел в космосе.

Разумеется, зашла речь и о том самом памятном полете, во время которого Георгий Михайлович разглядел рожновский храм. Этот случай в своей жизни сам космонавт считал настоящим чудом.

Я сначала глазам своим не поверил: прямо из-за дымки выплыл храм, - с улыбкой рассказывал космонавт. – А потом понял, что это божье провидение.

С православной точки зрения это может быть и не чудо, но однозначно проявление особой благодати, - соглашается отец Дмитрий. – Я здесь больше тридцати лет служу, и все это время мне часто рассказывают об особом свечении над нашим храмом. Летчики говорят, что для них наша церковь стала своеобразным ориентиром – безо всяких уличных фонарей он светится при любой погоде и его всегда видно с высоты. Что это, если не божья благодать?

Помолившись в старинном храме и полюбовавшись чудотворными иконами, Георгий Михайлович вместе со своей супругой Людмилой решили посадить два деревца в память о приезде – дубок и рябинку.

Он все сам норовил сделать, - вспоминают жители села. – Помним, прикапывал дубок и напевал «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…»Уж такой широкой души человек! Все мы его только добром вспоминаем.

В селе Рожново космонавт прогостил почти целый день – все ему уезжать не хотелось. Как-никак побывать в этом волшебном месте он мечтал почти сорок лет!

Мы когда расставались, даже плакали, - рассказывает отец Дмитрий. – Он говорил, что на душе у него после нашего храма стало спокойно и благостно – обещался к нам еще приехать. Мы потом часто созванивались, а вот свидеться так и не довелось: ни мы с матушкой в Звездный городок не выбрались, ни они с Людмилой Кирилловной так и не приехали. Будем теперь молиться о нем!

«Как в детство попал»

На Нижегородской земле сбылась еще одна мечта Георгия Михайловича Гречко. Проезжая по деревне, он вдруг захотел побывать в сельской школе, пообщаться с деревенскими ребятишками. А тут как раз Редькинская средняя школа подвернулась.

Мы знали, что Георгий Михайлович будет в наших местах, но даже не надеялись, что он к нам заедет, - признается директор школы Альбина Денисова . - На всякий случай, конечно, предупредили деток, чтобы они приготовили рисунки про космос и сделали поделки в виде белочек – их очень любит его супруга Людмила Кирилловна. Оказалось, не зря готовились.

На малышей эта встреча произвела столь сильное впечатление, что они до сих пор мечтают, чтобы их школе присвоили имя космонавта Георгия Гречко. А самые смелые и вовсе надеются, как и он, бороздить просторы космоса.

СПРАВКА «КП»

Деревянный храм в деревне Рожново был возведен еще в XVII веке, тогда это был край старообрядческих скитов. Решение о строительстве было принято, чтобы вернуть «раскольников» в лоно церкви. За время существования храма там произошло немало чудес, главное из которых связано с обретением чудотворного образа Казанской иконы Божьей Матери. Красивую и богато украшенную икону местные жители отыскали на рожновских болотах. Трижды они переносили ее в каменный храм в соседнем селе, однако на следующее утро она вновь оказывалась на прежнем месте. Тогда и решили построить новый каменный храм в деревне Рожново. А икона эта много раз спасала местных жителей от всяческих несчастий – моровой язвы, пожаров и ураганов.

x HTML-код

Перед смертью Георгий Гречко посетил храм в Нижегородской области, который увидел из космоса. Юлия ВАСИЛИШИНА

Сначала был космонавт Севастьянов, ой, нет, сначала было сообщение о передаче моего Исаакия в лапы РПЦ... И загрустилось мне, раздумалось опять над чем-то космически несправедливым. И что это за РПЦ такой ужасный и откуда он свалился на наши с Исаакием головы. А потом я услышала как тот самый космонавт наблюдал прямо из космоса сияние Оптиной пустыни, да-да, сияние оттуда идет постоянное, непрекращающийся свет льется из этого благодатного места, словно тысячи пустынников-молельников воссоздали и озвучили то, что из космоса читается как рай...Дух божий говорит в Оптиной пустыни так громко, что слышно даже там, где кажется говорит только мертвый холод, ан-нет, и оттуда этот дух виден. А ночью мне был сон, как огромная просто гигантская статуя неведомой женщины возвышается над землей колонной и эта каменная баба не просто изваяние - она сейчас олицетворение моего Исаакиевского собора, стоит себе, возвышаясь над землей, и вижу я, что она не просто так стоит, она сейчас за целый Храм стоит и руки ее как чаши, а в этой чаше - маленькая живая девочка, и ей хорошо и весело, не холодно, не одиноко, а именно хорошо и весело. От этого ребенка шел невиданный, несказанный по силе свет, казалось, что руки этой статуи, принявшие форму чаши, сами обрели тепло живой материи. Вот так известие о передаче Исаакиевского собора под патронат Русской Православной церкви мое подсознание вывело к тому, что музейное сокровище, каменная баба в виде монументальной скульптуры прекрасной женщины обрела живое звучание, словно откуда-то оттуда на Собор снизошел дух божий, и что это всё значит, до сих пор понять не могу. Я передала эту рассказку уже несчетное количество раз, и поняла, что не записать этого просто не могу, нужно записать, потому что понять цель того сновидения для себя пока невозможно. Что в вере - дух божий, может и к этому...Нет, наверняка к этому, только кто же тут точно ответит, вот из космоса Оптина пустынь непрестанно светит - это я увидела глазами того космонавта, и что каменная женщина обрела живого ребенка тоже увидела, только уже через свое подсознание, но что Исаакий ожил тут еще хорошенько подумать надо, всё сопоставить, если это вообще возможно, бог его знает, но чуется мне, что именно в этом известии дело...Как и почему дух божий коснулся этого величественного Храма именно сейчас, мне понять не дано, а может дело в том, что Собор, Храм для меня как человек, живой человек, вон ведь и имя ему дала - Исаакий, и может дух божий жил в нем с самого его рождения, разве может такое великолепие оставаться неживым, сомневаюсь я...Увидеть, понять не дано, а вот почувствовать наверное могу...

«Я хотел бы умереть на Пасху, под звон колоколов»

.

Новомученик Василий Оптинский

«В Оптину приехали космонавты, разыскивавшие даже не монастырь, но ту точку пересечения координат, где над землей вздымался в небо столп света. Они засняли из космоса свечение. Это была Оптина, она еще в руинах, но источает уже земля благодатный свет.

Рубеж в истории Оптиной пустыни - Пасха 18 апреля 1993 года. И Оптина прошла через то огненное испытание, из которого она вышла уже иной. В этот день в нашу жизнь зримо вошла вечность. В храме перед открытыми Царскими Вратами стояли три гроба, и люди с ослепшими от слез глазами шли к братьям с последним целованием: «Христос воскресе, отец Василий!», «Христос воскресе, Трофимушка!», «Христос воскресе, отец Ферапонт!». Душа почему-то не вмещала этой смерти - с братьями шли христосоваться, как с живыми, и, выбрав самое красивое пасхальное яичко, клали на край гроба, наивно подталкивая поближе к руке. «Христос воскресе, родные!»

Так и стоят до сих пор перед глазами три гроба, окруженные, будто венцами, яркой радугой пасхальных яиц. А над онемевшим от горя храмом звучал с амвона тихий голос игумена Павла: «Вот жили мы, жили и не знали, что среди нас живут святые».
Как стремительно краток был их монашеский путь! Врач Ольга Анатольевна Киселькова, знавшая о.Василия еще по Москве, сказала о его пути: «Это было восхождение по вертикальной стене».

В храмах России уже пишут их иконы, а люди приезжают в Оптину, чтобы рассказать о случаях дивной помощи по их молитвам».

Во вторник пасхальной седмицы 1993 года на новом братском кладбище в Оптиной Пустыни встали одновременно три креста. Кровь же погребённых под ними монахов пролилась на могилы великих для России, для всего мира старцев. Временная звонница, на которой закланы двое - творцы пасхального благовеста, - была поставлена спешно к Пасхе девяносто первого года на пустыре старого монастырского кладбища. Убийца, а он был человекоубийца от начала (Ин. 8, 44), рукой своей действительной жертвы (убитые монахи - не жертва его) выгравировал на страшном ритуальном мече своё прозвище и число.

Пасха 1993 года в Оптиной Пустыни началась, как обычно, с пасхальной полунощницы, за ней был крестный ход в Иоанно-Предтеченский скит - по установившейся традиции возрождающейся обители. Затем началась пасхальная заутреня, переходящая в раннюю Литургию.

Говорят, что грядущие события отбрасывают от себя тени. У многих было ощущение чего-то тяжелого. Даже певчие на двух клиросах иногда сбивались. Некоторые паломники говорили, что они как бы заставляли себя радоваться. Служба закончилась в шестом часу утра, и братия пошла разговляться в трапезную. После трапезы иноки Трофим и Ферапонт вернулись на монастырскую звонницу - возвещать всем людям радость о Христе Воскресшем.

Буквально через десять минут пасхальный звон оборвался. Встревоженные паломники, прибежавшие в монастырский медпункт и в келью наместника, который в это время беседовал с монастырской братией, сообщили, что звонарей не то избили, не то убили. Выбежавшие насельники в предрассветных сумерках увидели на помосте звонницы двоих иноков. Оба лежали неподвижно. Понять, как в страшном сне, было ничего невозможно: наверное, кто-то их так сильно ударил, что они потеряли сознание, а может быть, сильно ушиблись, когда падали. Какая-то женщина крикнула: "Вон ещё третий", - на дорожке, ведущей к скитской башне, увидели ещё одного лежавшего на земле монаха. Инока Трофима стали переносить в храм. Его голубые глаза были широко раскрыты, и неясно было, теплилась ли в нем ещё жизнь, или его душа уже разлучилась с телом. Как только вошли в раскрытые двери ближайшего к звоннице Никольского придела, братия, переносившие о. Трофима, увидели на белом мраморном полу Введенского собора струйку крови. Значит, ударили ножом или чем-то острым... В это же самое время монастырский врач послушник Владимир пытался прямо на звоннице делать искусственное дыхание о.Ферапонту, но вскоре понял, что это уже бесполезно...

Третьим был иеромонах Василий, направлявшийся исповедовать богомольцев на скитской Литургии, которая началась в шесть утра. Некоторые из подбежавших к нему не могли даже сразу узнать, кто именно из оптинских священноиноков лежит перед ними, так было обескровлено лицо батюшки. Он не проронил ни одного стона, и только по его глазам можно было догадаться о тех страданиях, которые он испытывал. Игумен Мелхиседек бежал с одеялом, чтобы перенести на нём о. Василия, но его уже понесли на руках во Введенский собор и положили в Амвросиевском приделе напротив раки с мощами.

Одна из женщин слышала, как смертельно раненный о. Трофим, продолжавший ударять в колокол, сказал, теряя сознание: "Боже наш, помилуй нас..." Кто-то из паломников видел подбегавшего к звонарям человека в шинели. На крыше сарая, стоящего у восточной стены монастыря, обнаружили следы, рядом с сараем валялась шинель. Когда её подняли, с внутренней стороны увидели небольшой кинжал. Лезвие было блестящим. Возникло ощущение какой-то нереальности: не мог же убийца успеть вытереть его до блеска, да и зачем ему могло это понадобиться? Но тут под стеной деревянного двухэтажного флигеля, что между сараем и скитской башней, нашли огромный окровавленный меч. Его не стали трогать, чтобы не оставлять лишних отпечатков пальцев. Картина убийства начала как-то проясняться.

Шинель повесили на ограду вокруг фундамента бывшей церкви Владимирской иконы Божией Матери. Там уже стоял братский духовник схиигумен Илий, вокруг которого собрались братия и паломники. О. Илий сразу сказал о происшедшем: "Не может быть и речи о том, что это случайное убийство - это дело рук слуг диавола".

Всё это происходило, когда о. Василия переносили во Введенский собор. Ждали прибытия "скорой помощи" и милиции. Брат Владимир начал делать перевязку - рана была ужасной, сквозной. Женщин, ночевавших в храме, попросили удалиться из Амвросиевского придела - никто не должен видеть тело монаха.

Служивший Литургию в Иоанно-Предтеченском храме скитоначальник иеромонах Михаил уже недоумевал, почему не приходит всегда такой обязательный о. Василий, когда я вошёл на прокимне перед чтением Апостола к нему в алтарь.

- Батюшка, помяни новопреставленных убиенных иноков Трофима и Ферапонта. - Какого монастыря? - Нашего.

- Вот как Господь почтил Оптину... Теперь у нас есть мученики. На Пасху!..

- Помолитесь о здравии о. Василия, он тяжело ранен. Сразу после чтения Евангелия возгласили заздравную ектению, к которой были добавлены три прошения о тяжко болящем иеромонахе Василии. Затем - случай ведь был особенный - началась заупокойная ектения с молитвой "Боже духов и всякия плоти". Из богослужебной заздравной просфоры о. Михаил вынул частичку о здравии иеромонаха Василия, а из заупокойной - о упокоении иноков Трофима и Ферапонта. У служащего иеродиакона Илариона по щекам текли слёзы.

А когда Литургия заканчивалась, в храм пришёл иеродиакон Стефан и сказал поющей братии, что из больницы сообщили о кончине о. Василия. Это услышали богомольцы, и храм огласился рыданиями.

... Позднюю Литургию служили в храме Преподобного Илариона Великого, расположенном за монастырской оградой. Паломники недоумевали, почему на Пасху закрыты монастырские ворота и никого не пускают. После того как тела новомучеников привезли из больницы, их положили в храме Преподобного Илариона Великого и непрерывно читали Псалтирь по инокам и Евангелие по священноиноку.

«….Жертва Господу

Пение оборвалось разом от какой-то звенящей тишины в ушах. Почему молчит Оптина и не слышно колоколов? Воздух в эту пору гудит от благовеста.

Бросились на улицу, всматриваясь в монастырь за рекой - в рассветном тумане белела немая Оптина. И эта мертвая тишина была знаком такой беды, что бросились к телефону звонить в монастырь и обомлели, услышав: «В связи с убийством и работой следствия, - сказал сухой милицейский голос, - информации не даем».

Н а Пасху 1993 года в благодарственную жертву Господу принесли себя трое оптинских новомучеников. Все трое соборовались в Чистый Четверг, причастились перед самой кончиной и приняли смерть за Христа, работая Господу на послушании. И Господь дал знак, что принял жертву, явив в час смерти в небе знамение. Свидетелями его были трое - москвичка Евгения Протокина, паломник из Казани Юрий и москвич Юлий. Она ничего не знали об убийстве, уехав из Оптины сразу после ночной пасхальной службы и теперь стояли на остановке в Козельске, дожидаясь автобуса на Москву. Слушали пасхальный звон, глядя в сторону монастыря. Вдруг звон оборвался, а в небо над Оптиной будто брызнула кровь. Про кровь никто из них не подумал, глядя в изумлении на кроваво-красное свечение в небе. Они посмотрели на часы - это было время убийства. Пролилась на земле кровь новомучеников и, брызнув, достигла Неба.

И все длилось эта немая Пасха с криком боли в душе: почему безучастно молчит Россия, когда льется невинно православная кровь? Неужели мы опять забыли, что молчанием предается Бог?!

Сорок дней и ночей, не смолкая, гудели колокола Оптиной, будто силясь разбудить русский народ. Но знак беды не был услышан, а уже через полгода шли танки на Белый дом. И было много крови в тот год.

«О Россия, Россия, - сказал после революции духовник Царской семьи архиепископ Феофан Полтавский. - Как страшно она погрешила перед благостью Господней. Господь Бог благоволил дать России то, чего ни одному народу на земле не давал. И этот народ оказался таким неблагодарным. Оставил Его, отрекся от Него, и потому Господь предал его бесам на мучение. Бесы вселились в души людей, и народ России стал одержимым, буквально бесноватым… Но одержимость эта пройдет по неизреченной милости Божией, народ исцелится. Народ обратится к покаянию, к вере. Православие в ней возродится и восторжествует».

Инок Ферапонт

«В нем чувствовался огромный внутренний драматизм и напряженная жизнь духа, какая свойственна крупным и сложным личностям. Что за этим стояло, не знаю. Но это был человек Достоевского», - вспоминал о нем художник Сергей Лосев.

Был такой случай. К дежурному по храму подошел приезжий, сказав о себе, что в монастырь он попал случайно и, сомневается в душе, а есть ли Бог? «Бог есть! - сказал он взволнованно. - Я увидел здесь, как молился один монах. Я видел лицо Ангела, разговаривающего с Богом. Вы знаете, что среди нас Ангелы ходят!» - «Какие Ангелы?» - опешил дежурный. А приезжий указал ему на инока Ферапонта, выходившего из храма.

«Молитва должна быть главным подвигом инока», - писал святитель Игнатий Брянчанинов. У инока Ферапонта была такая жажда молитвы, что ее не насыщали даже долгие монастырские службы. У него умирала в больнице его мать. За ним стояла его далекая от Бога родня с некрещеными сестрами и тот глухой таежный поселок, где, сгорая от водки, рано ложились в землю его сверстники. Когда позже на могилки оптинских братьев приехал молодой сибирский священник о.Олег (Матвеев), он рассказал, что в иных местах Сибири до ближайшего храма надо лететь самолетом, а вокруг секты такого черного толка, что, уезжая из дома, он увозит жену с детьми к родственникам из-за угроз убить их. «Дайте нам, какие можно, материалы о наших сибиряках-новомучениках, - сказал священник. - Они наши первопроходцы и молитвенники, а за ними стоит Сибирь».

Тайну своей необычайно напряженной молитвенной жизни перед смертью инок Ферапонт унес с собой. Но иноку Макарию (Павлову) запомнилось, как о.Ферапонт однажды сказал при всех: «Да, наши грехи можно только кровью смыть».

И нок Ферапонт всю свою краткую монашескую жизнь молил Спасителя о прощении грехов. И подвиг его жизни - это подвиг покаяния.

Инок Трофим

«Т рофим был духовный Илья Муромец, и так по-богатырски щедро изливал на всех свою любовь, что каждый считал его своим лучшим другом». Он кочергу шутя завязывал бантиком. А однажды, запомнилось, он был чем-то расстроен и, продев между пальцами гвоздь-сороковку, сотворил молитву: «Господи, помилуй!» От гвоздя после этого осталась спираль. Был мастером - золотые руки, и каждое дело исполнял так талантливо, будто сызмальства был обучен в нем.

Поверить в сугубое постничество о. Трофима было трудно - всегда неутомимо-бодрый, радостный, вид имел цветущий. Трофима все любили и, казалось, знали. А после убийства выяснилось - человек он был закрытый и сотаинников не имел.

«В споминаю Трофима, вижу картину, - улыбается паломник Виктор Прокуронов, - приезжает Трофим с поля, а к нему со всех сторон спешат дети и бегут, ласкаясь, собаки. А монастырские кони уже тянут шеи, норовя положить ему голову на плечо». Дети любили инока восхищенной любовью.

Трофим был истинный монах - тайный, внутренний, а внешней набожности и фарисейства в нем и тени не было. Плохих людей для него на земле не было, и любой человек в любое время дня и ночи мог обратиться к нему за помощью и получить ее.

Инока Трофима узнавали еще издалека по его стремительному летящему шагу. «На молитву надо спешить, как на пожар», - писал преподобный Оптинский старец Антоний. Именно так спешил и летел в храм инок Трофим, опережая по пути многих.

Он был тайный аскет, но аскет радостный и являющий своею жизнью торжество духа над плотью.

Иеромонах Василий

Отец Василий был монументален от природы. Рост под два метра, могучие плечи. На исповеди никогда не садился, не замечая предложенного стула, и выстаивал Великим постом на ногах по 18 часов в сутки.

Была в нем действительно особая чуткость к благодати, и на Пасху это было заметно. Воскресение Христово он переживал с такой силой, что в сияющих глазах вдруг проступали слезы, и он жил уже будто вне времени.

Ему дано было впитать в себя ту огненную веру исповедников и новомучеников Российских, от которой до монашества был уже краткий путь.

Э то был русский человек с тем характерным чувством вины за все происходящее, какое свойственно людям, наделенным силою жертвенной высокой любви. Вот одна из последних записей в дневнике: «Возлюбить ближнего, как самого себя, молиться за него, как за самого себя, тем самым увидеть, что грехи ближнего - это твои грехи, сойти в ад с этими грехами ради спасения ближнего. Господи, Ты дал мне любовь и изменил меня всего, и теперь я не могу поступать по-другому, как только идти на муку во спасение ближнего моего. Я стенаю, плачу, устрашаюсь, но не могу по-другому, ибо любовь Твоя ведет меня, и я не хочу разлучаться с нею, и в ней обретаю надежду на спасение и не отчаиваюсь до конца, видя ее в себе».

Рассказывает иеромонах Ф.: «Перед Пасхой я дважды исповедовался у о.Василия. Уже на исповеди у меня мелькнула догадка, что о.Василий имеет дерзновение брать на себя чужие грехи. Утром Страстной Субботы о.Василий говорил проповедь… То, что я услышал, подтвердило догадку - да, о.Василий берет на себя наши грехи, считая их своими. Как раз в ночь перед этим я читал об одном старце, умиравшем воистину мученически, поскольку он набрал на себя много чужих грехов. И я думал об о.Василии: да как же ты, батюшка, умирать будешь, если берешь на себя наши грехи?». Лишь великие Оптинские старцы и подвижники древности имели такое дерзновение. Отец Василий себя подвижником не считал. И речь идет о вынужденных действиях или о подвиге русского монашества в тех беспримерных условиях, когда лежали в руинах монастыри, не хватало священников, а у молодых иеромонахов от перегрузок рано пробивалась седина в волосах».

«У вас, как у нас в сорок первом, - сказал отец одного инока, воевавший солдатом в Великую Отечественную войну. - Молодые да необстрелянные, а с эшелона - и прямо в бой». Словом, шел тот монашеский «сорок первый год», когда кто-то должен был ползти под танки и сходить ради спасения ближнего в ад».

«Дорог каждый день»

«Наш дом стоит на горе, и отсюда открывается очень красивый вид на Оптину пустынь, расположенную вдали за рекой, - вспоминает студент Петр Алексеев. - Отец Василий залюбовался видом и сказал: «Когда начнутся гонения, мы придем жить к тебе». И тут же пошел с батюшкой по саду, намечая, где можно поставить часовню и молиться здесь, если монастырь из-за гонений закроют. Меня поразило тогда, что они говорят о гонениях, как о чем-то реальном, и даже ГОТОВЯТСЯ к ним».
Таково устроение монашеской души, чутко улавливающей дыхание опасности, еще неведомой миру.

В споминают, что перед Пасхой инок Трофим читал книгу Сергея Нилуса «Близ грядущий антихрист или царство диавола на земле». Книга потрясла Трофима, и он зачитывал из нее отрывки друзьям. Кто-то при этом спросил его: «А ты не боишься, что тебя убьют?». Иеродиакон Серафим запомнил ответ: «Знаешь, я к смерти готов». В последнем письме к родным, еще далеким от церкви в ту пору, он умоляет их спешить в храм: «Дорог каждый день. Мир идет в погибель».

О.Василий сказал в проповеди: «Кровь мучеников и поныне льется за наши грехи. Бесы не могут видеть крови мучеников, ибо она сияет ярче солнца и звезд, попаляя их. Сейчас мученики нам помогают, а на Страшном Суде будут нас обличать, ибо до скончания века действует закон крови: даждь кровь и приими Дух». А еще он сказал: «Каждый свершенный нами грех должен быть омыт кровью».

Когда это свершилось, покойная ныне блаженная Любушка сказала: «Иначе участь Оптиной и многих была бы иной».

На Пасху трое новомучеников были причастниками, и их кровь соединилась с кровью Христовой. Игумен Н. с братией осторожно стесывали с пола звонницы эту намокшую от крови щепу, настилая новый пол. И как когда-то в римском Колизее христиане бережно собирали песок с кровью мучеников, так и ныне люди благоговейно разбирали по щепотке землю, напитанную кровью о.Василья, и окровавленную щепу со звонницы. И дано было этим святыням разойтись потом по всей России и ладанках и мощевиках.

«Пасхальный пир»

У могил новомучеников на душе становится светло. Даже в воздухе будто что-то меняется, а в Оптиной говорят: «Здесь всегда Пасха».

У Господа много святых, но эти свои, и все в их жизни для нас узнаваемо: то же детство в домах без икон и мучительный поиск Бога. Их жизнь похожа на жизнь многих - внешне обычную и вроде устроенную, но кровоточивую изнутри. Вся Россия ныне - кровоточивая, и на нашей многоскорбной державе, перепробовавшей на себе все учения и лечения от марксизма до мондевиализма, похоже, сбывается притча о кровоточивой жене: «много претерпела она от многих врачей, истощила все, что было у нее, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние» (Мк. 5, 26).

Трое оптинских братьев - это молодая православная Россия, и вместе со всеми они вошли однажды в храм. Но вошли с той огненной верой в Господа, с какой кровоточивая жена устремилась к Христу, уверовав, что исцелится, коснувшись его ризы. Не для того ли Господь прославил в чудотворениях трех оптинских новомучеников, отдавших жизнь за православную веру, чтобы услышала страдающая Россия глас Господа нашего Иисуса Христа: «Дерзай, дщерь, вера, твоя спасе тя»?

Отец Василий был лучший канонарх Оптиной. Объятый радостью, он канонаршил на свою последнюю Пасху, выводя чистым молодым голосом: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его». И поет братия, и поет весь храм: «Пасха священная нам днесь показася; Пасха нова святая: Пасха таинственная…».

«И словно срывается с уст возглас: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его», - писал он в первую свою оптинскую пасху. - Что за великие и таинственные слова! Как трепещет и ликует душа, слыша их! Какой огненной благодати они преисполнены в Пасхальную ночь! Они необъятны, как небо, и близки, как дыхание. В них долгое ожидание, преображенное в мгновение встречи, житейские невзгоды, поглощенные вечностью, вековые томления немощной человеческой души, исчезнувшие в радости обладания истиной. Ночь расступается перед светом этих слов, время бежит от лица их… Храм становится подобен переполненной заздравной чаше. «Приидите, пиво пием новое». Брачный пир уготован самим Христом, приглашение звучит из уст самого Бога. Уже не пасхальная служба идет в церкви, а пасхальный пир. «Христос воскресе!» - «Воистину воскресе!» - звенят возгласы, и вино радости и веселия брызжет через край, обновляя души для вечной жизни».

Новомученицы Оптинские Ферапонте, Трофиме и Василие, молите Бога о нас!

Из книги Нины Павловой «Пасха красная»

Слово

ИЕРОМОНАХА ФЕОФИЛАКТА,

сказанное во время отпевания убиенных оптинских иноков

«Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Христос Воскресс! Приближается к концу, братия и сестры, чинопоследование пасхального отпевания над тремя нашими усопшими собратиями - иеромонахом Василием, иноком Трофимом и иноком Ферапонтом. Память Оптиной Пустыни хранит очень много отпеваний и прощании с её насельниками. Очень много осталось письменных воспоминаний о том, как в Оптине провожали в последний путь, например, оптинских старцев, о чем мы можем читать в жизнеописаниях этих подвижников благочестия. Но сегодня здесь совершается нечто необычное, чудное и дивное. Те, которые населяли Оптину Пустынь и отошли ко Господу, сегодня носят разные наименования. Преподобного Амвросия Церковь причислила к лику святых, и теперь его называют преподобным и богоносвым оптинским старцем и всея России чудотворцем. Остальных старцев мы поминаем наименованием приснопамятных блаженнопочивших. А вот этих трёх братий мы поминаем титулом убиенных.

Всякий христианин, хороню знакомый с учением Церкви, знает, что на Пасху так просто не умирают, что в нашей жизни нет случайностей, и отойти ко Господу в день Святой Пасхи составляет особую честь и милость от Господа. С этого дня, когда эти трое братий были убиты, по-особому звучит колокольный звон Оптиной Пустыни. И он возвещает не только о победе Христа над антихристом, но и о том, что теперь земля Оптиной Пустыни обильно полита не только потом подвижников и насельников, но и крови оптинских братьев, и эта кровь является особым покровом и свидетельством будущей истории Оптиной Пустыни. Теперь мы знаем, что за нас есть особые ходатаи пред Престолом Божьим.

Кончина этих трёх собратий чем-то похожа на кончину Самого Господа нашего Иисуса Христа. Господь так же был предан невинно в последние дни Своей земной жизни в руки злодеев и умерщвлен. И эти три оптинских брала погибли от руки убийцы, которого они не знали, перед которым не были ни в чём виноваты, потому причиной этого убийства послужило сатанинское озлобление, ибо дьявол является человекоубийцей изначала.

При жизни монахов хвалить нельзя. Святые отцы говорят, что вообще никакого человека хвалить нельзя, можно человека хвалить лишь в состоянии его уныния. Но теперь, когда эти три собрата предлежат перед нами здесь своими телами, а души их предстоят сегодня, на третий день по их кончине, перед Престолом Божиим, мы можем вспомнить то хорошее, что было в их жизни. Вспомнить мы можем очень немногое, потому что мы гораздо удобнее замечаем лишь пороки и недостатки друг друга и мало соответствуем христианскому устроению, которое требует искать в другом положительных черт.

Первый, о ком надо рассказать, это иеромонах Василий. Он был уже в сане священника, и ему было трудно сокрыть те черты благочестия и подвижничества, которые он себе усвоил и усваивал с первых дней пребывания в Оптиной Пустыни. Все, кто его знал, могут сказать, что он пришёл проводить монашескую жизнь нелицемерно и не стремился никогда к тому, чтобы его скорее постригли, быстрее рукоположили, но думал о том, как стяжать в своём сердце Духа Святаго. Те, кто жил с ним по соседству или в ближайших кельях, могут вспомнить о том, что по ночам через фанерную перегородку было слышно, как он читал вполголоса Псалтирь, и хотя для того, чтобы делать поклоны, он клал на пол телогрейку или кусок войлока, было слышно, что он творит Иисусову молитву. Он служил в Оптиной Пустыни и в Москве при открытии Подворья в первое время, которое было самым трудным, самым тяжелым. И хотя там многое сгибало, расслабляло внутренне, он остался непоколебим. По свидетельству его родственников и близких, он таким же был и в миру. Все, хорошо знавшие о. Василия, как-то внутренне надеялись, что из него получится хороший батюшка, получится настоящий монах, к которому можно будет обратиться за советом, который никогда не оставит. Но, видимо, один суд - человеческий, а другой суд - Божий. И Господь судил ему перейти путь сей земли, чтобы предстательствовать за нас там, в невечернем дне Царствия Божия.

Инок Трофим трудился ещё в гражданской жизни в сельском хозяйстве, и здесь, в Оптиной Пустыни, на него возлагались большие надежды в устроении подсобного хозяйства, и он эти надежды оправдал. Он отличался простотой, незлобием, великодушием и всепрощением. Его добрые голубые глаза всегда светились внутренней радостью.

Инок Ферапонт останется в нашей памяти как человек скромный, молчаливый, как человек, который втайне творил каждую ночь пятисотницу с поклонами. Находясь на общих послушаниях, он трудился там, где ему определяло священноначалие монастырское.

Но, братие и сестры, любое событие должно нас в чём-то назидать, тем более кончина наших трёх собратий. И тут вспоминается ещё одно учение Церкви. Говорится о том, что Церковь не может не плодоносить, не может быть мёртвым организмом, в котором или есть спасающиеся, или их нет. И если христиане, и особенно монахи, живут ревностно, благочестиво и подвижнически, Церковь Божия наслаждается миром и благоденствием, когда же ослабевает эта духовная ревность, то начинаются гонения, убийства, и, как правило, гибнут лучшие сыны Церкви, ибо всякий грех омывается кровью.

Сегодня от некоторых мирян, которые соприкасаются отчасти с жизнью монашества, можно порой услышать такие слова, что сегодняшние монахи в лучшем случае бывают просто людьми добрыми и хорошими, что для нашего монашества, а тем более для монашества оптинского, не хватает одного очень важного момента - не хватает подвижничества. Монах не может просто оставаться тем человеком, каким он был в миру, это звание призывает к большему. Ещё преподобный Амвросий говорил, что суть монашества - это досаду подъяти и укоризну, нельзя жить в монастыре прохладно, здесь требуется особая ревность и усердие. И поэтому смерть этих трёх братьев служит укором и для меня лично, и назиданием для всех нас. Мы все должны очень серьёзно пересмотреть свою жизнь, подумать, как мы соответствуем жизни евангельской, насколько мы соответствуем званию монашескому.

Мы верим - эти братия сейчас благочестиво наследовали удел вечной блаженной жизни, потому что даже в отношении мирских лиц, и даже вне пасхального периода, сказано, что, убивая человека, убийца берет все грехи его на свою душу. Поэтому, братие и сестры, они отошли ко Господу, очистив свои немощи человеческие невинно пролитой кровью.

И мы сегодня не столько печалимся, сколько радуемся, потому что эти три брата благополучно начали и успешно завершили свой жизненный, монашеский путь, и обращаемся к ним с радостным пасхальным приветствием: "Христос воскресе!"

Из слова

СХИИГУМЕНА ИЛИЯ

на годовщину убиения оптинских иноков

Для верующего человека, для христианина смерть не есть страшная участь, не есть предел нашей жизни, но за смертью есть воскресение. Другое страшно - есть зло, есть грех... Поминая наших братьев, убиенных злодейской рукой, мы видим, что наша печаль растворяется в нашей вере в то, что они по смерти живы: пострадавшие, они обретут от Господа награду, обретут от Него радость будущую. Но в то же время зло, которое действует в мире, не может быть приветствуемо, не может быть оправдано тем, что это зло Господь обращает в доброе.

Господь Иисус Христос на суде у первосвященника говорил: "Я не скрыто проповедовал, а пред всеми вами на виду говорил слово, и пусть слышавший свидетельствует, было ли что-нибудь преступное или злое в моей проповеди". Раб за эти слова ударил в щёку Господа, и Господь сказал:

- Если Я сказал неправду, то свидетельствуй об этом, а если Я сказал правду, за что Меня биеши? [Ин.18, 20-23].

Значит, это было зло, и Господь не мирится с ним. То, что раб ударил ни за что совершенно невинного Господа, есть проявление неправды, которую Господь осуждает.

Так, наши братья ни в чём не были повинны, они совершали доброе, правое дело. Эти двое звонили - вещали радость Пасхальную, отец Василий шёл на требу в скит. Подкравшийся злодей нанёс им удары, он убивал их совершенно ни за что, а единственно по своему злому умыслу. По злой своей ненависти к чистым, невинным людям, к вере. Какой бы умысел ни привёл к этому убийству - это было зло, с" которым мы должны бороться. Если не можем мы каким другим путём бороться, то молитвой, силой Божией, всегда должны бороться со злом. Господь пришёл на землю, чтобы разрушить дела диавола. Он принял страдания, чтобы каждый верующий в Него силой Креста Господня побеждал зло. Вот, возлюбленные, мы сейчас хотя и утешаемся, что эти братья у Господа, что они получили великую награду, но мы не можем утешаться тем, что это зло существует в мире и злые умыслы человеков совершают то, что преступно. Мы не знаем, как было бы лучше, но сколько могли сделать эти братья добрых дел как иноки наиболее способные, наиболее трудолюбивые и послушные. Например, отец Василий был великий пастырь, проповедник, был и поэт, он много-много сделал для Церкви полезного. Но злодейская рука пресекла его трудолюбивость.

Мы можем Крестом, который дал нам Господь как силу для верующего человека, побеждать всё зло демонское, мы больше должны пользоваться этим орудием. Будем молиться Господу, приложив наши усилия, чтобы такие злодейские акты не совершались, чтобы Господь не допускал их, потому что это приносит многий вред Церкви. Будем помнить, что сила наша во Христе Иисусе, и идти - имея великое оружие, великую помощь от Господа, Его милость, Его Крест - молитвою и крестом против наших врагов, личных врагов и врагов Церкви.

На нашу Церковь, которая столько была разрушаема, поносима, диавол особенно страшно сейчас устремляется, потому что не хочет её возрождения. Он смущает людей, и иные становятся послушным его орудием, чтобы как-то смутить святых и повредить Церкви. Помолимся Господу, чтобы дал Церкви мир, благоденствие и сподобил нас в мире встретить великий праздник Христова Воскресения. Аминь.

Введенская Оптина пустынь основана в начале 15-го века разбойником Оптой. Что за имя такое? Да того же корня, что опт (оптовая торговля), а также и - общий, община, общак. Один монах мне сказал, что на самом деле никакого разбойника Опты и не было, а был общий, смешанный (мужской и женский) монастырь. Бывает. В таком случае и Оптин Троицкий монастырь, расположенный около города Болхова, километрах в семидесяти от Оптиной пустыни, тоже был общий. И, возможно, его основал тот же разбойник.

Монастыри не так уж и редко основывались разбойниками или - на месте разбойничьих станов. Это понятно: и разбойник и инок - асоциальные элементы, бегут от людей. Но - не очень далеко (от Козельска до Оптиной три километра по прямой). Потому что без людей все-таки не обойтись, особенно разбойнику. Вот и приходится искать такое место для жизни, которое было бы и близко от людей, и, одновременно, для них недоступно. Например, потому, что люди этого места боятся. Таковы места силы.

По Оке и Жиздре их много. Я уже рассказывал о своих приключениях на под Белевом. Писал и о , находящемся в 12 километрах от Оптиной, о том, какие ужасы я там испытал. Но Оптина будет, пожалуй, покруче. Там даже мой GPS отказал. По распечатке пути, фиксировавшегося прибором, видно, что это случилось на братском кладбище, где похоронены новопреставленные монахи. Сигнал со спутников вернулся только на Козельской дороге (где поворот на Оптину). Так что мои дальнейшие передвижения вокруг монастыря (ни к Предтеченскому скиту , ни на источник Пафнутия Боровского) не фиксировались. Самое интересное то, что в тот день сигнал был потерян и еще раз. Было так: после Оптиной я поехал на Чертово городище и через несколько часов, возвращаясь оттуда, опять проезжал мимо Оптиной. Так вот, ровно на повороте к монастырю сигнал снова исчез. Что это значит, и как это могло произойти - не знаю, но факт налицо. И заодно еще один странный факт: мне не удалось снять Предтеченский скит. Карточки просто не получились.

Впрочем, ладно там - аппаратура. И без всякой аппаратуры можно понять, что Оптина - весьма необычное место. Иному субъекту там подчас даже трудно выдержать. Начинает болеть голова или что-то еще. Тело само реагирует. Это не только мой опыт. Мне и другие говорили, что им там становится плохо. Разумеется, это бывает не всегда и далеко не со всеми, а лишь с людьми особо чувствительными. Вот и от магнитных бурь страдают в первую очередь, так называемые, метеочувствительные граждане. Понятно, что болезненное (или даже просто необычное) самочувствие в Оптиной можно объяснить самыми разными причинами - от влияния толпы (там всегда много народу) до влияния святости, наработанной поколениями подвижников. Но как ни объясняй, а все в конце концов сведется к свойствам места, в котором локализованы и толпы, и святость, и кое-что еще.

Место силы не обязательно должно влиять на людей благотворно. Может влиять и злотворно. Вот, например, чудовищная история с сатанистом, убившим на Пасху 1993 года трех оптинских монахов. Почему это ритуальное убийство случилось именно в Оптиной, я не знаю. Но я точно знаю, что место силы может толкать человека к чему-то из всякого ряда вон выходящему. Кого-то - к святости, а кого-то - к немыслимому. В Оптиной случилось такое, что я буквально схожу с ума от ужаса, когда думаю о том, что за этим стоит. Как будто вместе с мыслями ко мне актуально является некто. Лучше бы совсем не касаться подобных вещей.

Но должен сказать, что оптинский убийца не единственный человек, впавший в религиозное безумие на территории этого монастыря. Сергей Нилус в книге «На берегу божьей реки» рассказывает о том, как в августе 1904 года студент одной духовной академии, приехавший в Оптину на каникулы, повредился в уме. Его посадили под замок, но он как-то сбежал и во время службы явился во Введенский храм. Совершенно голый. Все остолбенели, а академист, потрясая мудями, подошел к иконе, перекрестился, потом бросился к царским вратам, распахнул их, вскочил на престол и встал на нем во весь рост, воздев руки кверху. Тут только монахи опомнились, скрутили безумца. Придя в себя, он объяснил: «Я слышал голос, который повелевал мне это совершить, и горе было бы мне, если бы я не повиновался этому повелению». Введенский собор пришлось переосвятить.

Собственно, Нилус, проживший пять лет в Оптиной, написавший о ней сотни страниц, и сам пострадал от воздействия этого места. По большей-то части он пишет интереснейшие заметки о необычных вещах, случавшихся там: снах, видениях, загадочных ситуациях, людях, живущих за гранью обыденности и при этом умудряющихся сохранять трезвость души и ума. Но сам-то рассказчик трезвости как раз не сохраняет, постоянно впадает в некое параноидальное состояние. Видит повсюду руку евреев, говорит о них с нездоровой нервозностью, не замечает того, что его горячечный антисемитизм ни к чему хорошему не ведет. Ведет к погромам, выгодным только еврейскому богу. Публикатор «Протоколов сионских мудрецов» доподлинно чувствует катастрофу, но сам же и накликивает ее своими писаниями. И вот уже революция, Гулаг, Холокост, массовые жертвоприношения.

Кстати, один из принесенных в 1993 году в жертву монахов, Ферапонт, явился недавно паломникам из Тулы. Пришел к ним прямо в автобус на стоянке перед Оптиной и рассказал интересное. В частности: «А вот недавно к нам приезжали из ФСБ. И перед силой святыни, когда у них старцы напрямую спросили, они не могли лгать. И они сказали, что готовы уже все тюрьмы. Соловецкий монастырь полностью весь зарешечен и в течение двух дней он может снова стать концлагерем. На каждого из нас уже готовы все списки. И в течении двух часов вот вам и новый Архипелаг Гулаг». Это дословная цитата из фильма, который был снят через год после явления: очевидцев собрали и попросили вспомнить, что говорил им монах. Потом это фильм висел в Интернете . Интересный ход нашла ФСБ для слива такой волнующей информации. Хотя, может, это какой-нибудь хиппи пошутил. Бывших хиппи тянет в Оптину, как на наркотик. Но хватит о грустном.

До конца 18-го века пустынь влачила самое жалкое существование. Но в 1796 году ее посетил Московский митрополит Платон (Левшин) , и место ему так понравилось, что были приняты меры к благоустройству (это отчасти похоже на то, что Платон сделал для обители). На руководство Оптиной пустынью был призван из монастыря огородник (такое у него было послушание) Авраамий, с ним пришли еще несколько пешношских иноков. И в их числе - Афанасий (в миру Александр Степанов, канцелярский чиновник). Он все собирался на Афон, хлопотал об этом и вот, наконец, в 1805 году получил все необходимые бумаги. Как вдруг узнал, что в Рославльских лесах (это нынешняя Смоленская область) обитают люди, ведущие жизнь по примеру древних пустынников.

Суть практики древнего старчества заключалась в первую очередь в постоянном индивидуальном контакте учителя и ученика. Ученик (послушник) должен был полностью отбросить (умертвить) свою волю и отдать каждый свой шаг, каждый помысел под контроль учителя (старца), который, таким образом, полностью отвечал за духовное состояние ученика. По большому счету это - настоятельная необходимость. Просто уже потому, что упражнения, которым предаются подлинные аскеты, это углубление в миры, где можно встретить чудовищных монстров. Столкновение с ними в любой момент грозит гибелью: смертью или безумием. Это, разумеется, касается не только христианской аскетики, но и всякой другой - индуистской, даосской, буддисткой, суфийской. И всюду, пока твои глаза не откроются, тебе нужен поводырь. Отсюда должно быть понятно, что собственно старец - это вовсе не духовник (которому исповедуются, чтобы мистически разрешить душу от греха), а скорей - тренер.

Так вот оптинский старец (и вообще - старец русский) это нечто немного другое. То есть - да, изначально-то он появился как духовный тренер, индивидуально работающий с учеником (пусть - несколькими). И такая практика, конечно, осталась. Но к ней кое-что и прибавилось. Уже старец Лев не только направлял духовную жизнь послушествующих ему монахов, но и - широко общался с народом: помогал, утешал, наставлял. И народ тянулся к нему. А епархиальное начальство этому противилось: как можно, монах, схимник. А действительно - как? Авва Дорофей , Исаак Сирин , Иоанн Лествичник и другие классические старцы этого бы тоже, конечно, не поняли. Да еще и ужаснулись бы такой нетрадиционной практике.

Льву запретили встречаться с посетителями. Он, было, перестал выходить из кельи, но у входа все время толпился народ. Старец нарушил запрет и поэтому (скорей всего) был переведен из своей удаленной кельи в стены монастыря. Простые люди не понимали, что происходит, перли к старцу. Пришлось держать на запоре монастырские ворота, строить заграждения. Все бесполезно, люди как-то просачивались. Однажды архимандрит Моисей (Путилов) зашел по делам к старцу Льву и увидел полную келью народу. «Батюшка, что же вы делаете? Ведь вам же запрещено принимать народ». Ответ: «Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову, а кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародии многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?»

В конце концов, начальство отстало ото Льва. Но все еще продолжало относиться с опаской. Точно так же, как и к его преемникам по старчеству Макарию , Амвросию , другим . И правильно. Потому что народный печальник - это уже не старец в классическом смысле, это уже, простите за выражение, аятолла какой-то. Да и действительно, старцы были провозвестниками новой религиозности, нарождавшейся в России. После того, как Петр I и Екатерин II превратили Церковь в деталь регулярного государства, образовался духовный вакуум, который должен был ведь заполниться чем-то. И вот оно появилось. Появилось, конечно, под видом старой религии, манифестировало себя в христианских терминах. За ними, однако, стояли совершенно новые содержания. Какие? Это легко понять уже из слов старца Льва: простой народ и его страдания.

С началом 19-го века русские люди начали искать бога в России, русского бога. И обнаружилось, что этот бог как-то связан с народом: то ли говорит через него (глас народа - глас божий), то ли живет в его коллективном бессознательном (народ - богоносец), то ли даже просто является им (отсюда - долг служения народу и жертвы во имя него). Эти богоискания отразились во всех сферах жизни, в том числе и монашеской. Но об этом - когда придет время рассказывать о женской общине, основанной оптинским старцем Амвросием.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА - АРХИВ МЕСТ СИЛЫ -